Несколько лет назад мы, Студия социального проектирования-2ГА, придумали проект, который бы готовил детей-сирот к самостоятельной жизни. За основу мы взяли мой опыт жизни в детском доме и службы на атомной подводной лодке. Мы хотели как бы уподобить детей (причем не только сирот) морякам, преодолевающим трудности в штормах и штилях. Ведь основная проблема сирот при адаптации к нормальной жизни – низкий уровень их самозащищенности, неумение выстаивать перед трудностями, находить коммуникативные каналы с теми, кто живет в семье. Ну, и склонность к депрессии и суицидальным мыслям. Известно, что многие сироты, не осознавая ценности жизни, сводят с ней счеты, вешаясь, кромсая себе вены и так далее. Статистика выживания сирот, согласно исследованиям, крайне жесткая, а технологий подготовки их к самостоятельной жизни практически нет. Вот чтобы как-то противостоять всему этому, мы и решили создать такой необычный проект.
В «поход» с нами пошли инструкторами молодые, и не очень, ребята, желавшие помочь сиротам получить новые знания. Вместе мы прошли уже три «автономных плавания», в которых дети учились готовить еду, самостоятельно работали с информацией, знакомились с культурой питания и гигиены и прочим, а также активно занимались спортом, осваивали линии поведения во время пожаров, на воде, в критических ситуациях. Но главном для нас было – привести сирот к Богу, чтобы они были с Ним. Не спеша и как бы исподволь, в общении с нами и между собой.
Уже при организации первого «похода» на вооружение мы взяли совместный труд, как физический, так и духовный.
То, что сиротам крайне важно духовное воспитание – даже больше, чем все иное, – теперь уже понимают многие. Потому что, когда сироты выйдут из стен детского дома, именно это во многом сможет уберечь их от соблазнов, которыми напичкана их метафизика. Дети-сироты покорежены именно духовно; в их жизненном пространстве есть все, что необходимо для жизни: еда, сон, танцы… Но нет главного – мира в душе. И любви. Умение брать у них запредельное, они научены этому просто по умолчанию. Есть даже такое понятие – «сиротская техника», когда сиротке достаточно на вас глянуть как надо, и вы уже побежите его спасать – при этом погибая вместе с ним под обломками доброделания. Самое полезное и спасительное, что можно сделать для такого израненного ребенка, – это привести его к Богу, к самой сути веры, чтобы ребенок научился быть дарителем добродетели. А как сделать так, чтобы и сироты могли отдавать? Для этого мы решили, что сделаем все наоборот, нежели делают обычно, когда тащат детей в монастыри и пытаются «вчинить» им любовь и веру в Бога через «рассказывательные выступления», при этом не осознавая, что, как и для любых детей, для сирот важен пример. Ведь их столько раз «поздравляли» с тем, что у них все будет хорошо, что они уже и сами стали свято верить в то, что у них все уже хорошо и будет еще лучше. Эта странная вера заложена в них формулой: раз тебе приобняли, в ладонь и карман что-либо сунули, значит у тебя все хорошо. Но это обман, иллюзия, этакая суррогатная любовь, подмена ценностей. И выйдя на улицу за ворота детского дома, ребенок продолжает жить с так сформированным сознанием, которое ему очень мешает. Он так уверен, что все вокруг должны быть дающими, а он берущим! И когда все это в один момент рвется, он искренне не понимает почему. В нем бушуют страсти, он чувствует свое одиночество, а навалившиеся проблемы усугубляют это. Но если бы в нем была и жила вера, он бы знал, что он не один, что есть Бог и Он с ним, и ему было бы гораздо проще нести крест трудностей, причины которых чаще всего просто в нем самом. Мирный дух ребенка-сироты спасителен и для него, и для тех, кто рядом с ним. А об этом мало кто думает. Все уверены, что сирота все равно что некий инвалид, и ему нужны пожертвования. А между тем ему нужна любовь.
Вместе с командой специалистов «при погружении» мы решили не рассказывать, а показывать веру, красоту и глубину Православия. Но… Сироты, узнав, что предстоит посещение храма и молитва, просто отказались в храм идти. В детском доме не было же ничего подобного. Там все по заведенному веками со времен Дзержинского распорядку, и они так привыкли к этому. Даже в лагере они ходили стайкой и пытались жить так же, как и в стенах детского дома. А тут – новый объект: храм, где надо трудиться душой…
Протест был вызван и тем, что одна из инструкторов, которую мы взяли с собой в «поход», слишком ярко стала «проявлять любовь к детям», не готовым вот так сразу пойти в храм. Она истово верила, что детям надо обязательно ходить в храм и молиться там, потому что это поможет им в жизни, спасет их души, и чем быстрее, тем лучше. Она требовала от них ношения крестиков, которых у них не было. И очень огорчалась, что в нашей работе этот компонент был сразу минимизирован и зашит в какую-то невидимую концепцию медленного приведения сирот к познаниям себя и веры. Потому что сирот надо вести в храм терпеливо, сначала дав понять, что это не так страшно. Ни в коем случае не должно быть грубого навязывания храма как объекта их духовного созидания. Это надо знать и об этом всегда помнить. А она не знала или не хотела знать, искренне желая лишь проявлять «любовь к деткам». Не приняв в расчет вот чего: они уже привыкли к тому, что их все время куда-то насильно тащат, потому что они сироты, и это их крест – идти туда, куда тащат. Затисканные и затасканные, они начинают сопротивляться – отказами, бойкотами и прочими протестными действиями. И поведение веровоинствующего инструктора, естественно, вызвало протест у детей. Так что пришлось отстранить «верующего инструктора» от процесса их воцерковления.
Это ошибка многих. Причины ее – в методиках, по которым работают в воскресных школах: мол, если рассказать, то дети поверят. Но с сиротами так не получится. Вообще для людей, не живших в детском доме и не знающих его законов, этот лагерь стал открытием: они поняли, что с сиротами надо быть наравне, без выделения их в касту страдальцев.
Надо знать сирот, их групповое сознание. Ведь если кто-то один заканючит, что в храм не пойдет, то и другие откажутся. Одна девочка, например, заявила, что она готка и ей нельзя ходить в храм, потому что там ладан и ей от него дурно. Да и одежда на ней была сплошь черепа и кости, подаренные какими-то спонсорами. Другие тоже объясняли свое нежелание тем, что их уже возили в монастырь, но они так и не поняли, зачем ходить в храм, да и от ладана им тоже плохо. В общем, все как всегда: стандартное отношение ко всему, в том числе и к вере. Все боялись себя и ладана.
Для начала мы организовывали чтение молитвы «Отче наш» перед трапезой «домашними» детишками, то по одному, то по трое выдвигая их к иконам, которые висели на «камбузе» (в столовой). Дети поочередно выходили и читали молитву, а я наблюдал за сиротами. Сначала они не проявляли никакого интереса к этому процессу; пофыркивая, понурив головы, они ждали команды приступить к трапезе. Как в детском доме. Уже потом, когда выход к иконам для чтения молитв стал регулярным, некоторые из них, поозиравшись, преодолев робость и страх быть засмеянными, просто вставали перед теми, кого мы выбирали для молитвы, и, шевеля губами, беззвучно, пытались повторять слова. При этом все сотрудники «лодки» хором подпевали тем, кто стоял первым перед иконами. Это не могло не тронуть детские души. Видя, что все одной командой обращаются к Богу, дети тоже потихоньку стали входить в этот ритм, сначала со смешками и улыбками, но потом все серьезнее относясь к важному делу. Потому что все вокруг относились к этому с уважением и ответственно. Личный пример очень важен, тем более для детей из казенной системы.
Потом в процессе работы командир «подводной лодки» Алексей Газарян рассказал о том, как и когда появились храмы, кто в них служит, для чего люди ходят в храм, что можно делать в храме, а что нельзя, кто такие ангелы и архангелы, святые, что такое святыни, куда девается душа после смерти и так далее. Мне выпало рассказывать о своем опыте строительства храма, что вызвало у сирот и других детей большой интерес. Неподдельный. Все это было зафиксировано в их «книжках матросов». «Храмознания», которые они получили в процессе «нашего общего погружения», для многих стали первыми. Потом, узнав, что люди после смерти уходят к Богу, некоторые дети стали говорить о своих умерших родителях, робко, но проговаривать этот важный для них вопрос. О своих родителях они продолжают все время думать, в детском доме эта тема номер один. Мы это знали. В общении на тему смерти мы постарались рассказать им, что за своих родителей можно молиться и ставить свечи. Но у многих родители еще живы, значит, и за их здравие можно ставить свечи. Это стало еще одним откровением для детей, у которых образ родителей есть, и так важно его поддержать как образ спасения в будущем. Для будущего. Свечки в храме стали гореть гораздо чаще, хотя до этого дети лишь один раз поставили свечи – «из интереса». Теперь же смысл стал иным.
Через некоторое время ребята из детских домов уже без напоминаний сами шли в храм, на утреннюю молитву. Шли осознанно. А некоторые, например Сашка Иванов, в 16 лет имеющий семилетнее образование и периодическое попадание в психушку, первым вставал у аналоя и вместе с ребятами из семей пытался читать молитвы. Получалось так себе, но он очень старался. Он иногда оборачивался, ища поддержки и утверждения в том, что он делает все верно. Мы в ответ улыбались и ободряюще кивали ему. Через некоторое время уже несколько сирот стояли перед аналоем и иконостасом, пытаясь включиться в уже отстроенный ребячий хор. А потом была первая длительная для детей служба в Рождество, и именно дети из детского дома были на ней до конца, правда, иногда засыпая на лавках. Мы не ругали их. Это был их путь. Пусть такой, но их. В начале службы, покаявшись в грехах, они приняли святое причастие из рук специально приехавшего священника. Для многих это было первым столь важным событием в их еще только начинающихся жизнях. Потом у костров, с гитарой и жаркой хлеба и картошки, были разговоры о вере, православных подвижниках, страдании и любви к ближнему. Трудовые десанты на местное кладбище, где мы вновь предметно говорили о душе человека, суициде. Дети задавали вопросы. Потом было крещение одной воспитанницы прямо в реке Оке, при всем честном отряде. Крестным девочки стал, естественно, командир «лодки» Алексей Газарян, которого она в крестные выбрала сама. Лично. Она стояла в белых ризах на лодке, и приехавший сельский священник читал над ней молитвы. Это было и волнующе, и величественно.
Александр Гезалов
